Бульдожья схватка - Страница 53


К оглавлению

53

— Послушайте, — сказал Петр чуть растерянно. — Из всего, что наболтал этот… Бенвенуто, у меня сложилось впечатление, что данные картины, как бы поделикатнее выразиться…

— Не совсем панкратовские?

— Вот именно, не совсем.

— Милейший Павел Иванович… — вкрадчиво произнес Косарев, взяв Петра под локоток. — Можете быть уверены, я высоко ценю вашу щепетильность. Однакож вы меня удивляете… Ну неужели вы всерьез полагаете, что мы способны на столь примитивное мошенничество? Впарить простодушному греку подделку? Это «Дюрандаль»-то? Стыдно, батенька.

— Но как это все понимать?

— Знаете… — задушевно начал Косарев. — Какой-нибудь дурак на моем месте стал бы говорить, что есть вещи, которых вам согласно взятой на себя роли и знать-то не положено. Только к чему это меж своими? Вы ж в некотором роде человек свой… С вами нужно в открытую.

— Вот и извольте.

— Да ради бога! Пикантный нюанс в следующем… Наш греческий друг, господин Василидис, прекрасно знает, что данные шедевры живописи — никакие, откровенно говоря, не шедевры. Между нами говоря, он в живописи не разбирается совершенно, не говоря уж о том, чтобы ее коллекционировать, тащить с собой через полмира полотна… Да предложите ему хоть подлинник Леонардо, Василидис наш зевнет и признается, что предпочитает живых блондинок… Такой уж бизнес, Павел Иванович. Василидис, скажу вам по секрету, особого пиетета перед налоговыми органами никогда не испытывал. Это ведь не только в России уклонение от налогов — национальный вид спорта. Во всем мире так, не хотят людишки делиться с государством честно заработанными денежками, фантазию изощряют, как могут. Короче говоря, вы обратили внимание на цену? Не стоит того Панкратов при всем его таланте и известности. Но в том-то и соль, что у себя в Греции Василидис эти денежки спишет как не подлежащие налогообложению — есть у них хитрая статья в налоговом кодексе, касаемо предметов искусства, в дар музею преподнесенным… Смекаете?

— Пожалуй…

— Вот и молодец. Почему бы не порадеть хорошему человечку? Василидис с нами несколько лет ведет дела по металлам, по лесу, партнер обязательный, ни единого прокола или недоразумения. Вот и мы пошли навстречу старому другу и надежному партнеру, помогли на законном основании списать из налоговой декларации энную сумму. Согласен, это не есть вполне законное деяние, но какая нам, старым циникам, разница, если сам Василидис полностью в курсе? Ну подумайте, где тут криминал?

— В самом деле… — пожал плечами Петр. — Пожалуй что… Ну. а с картинами как мне поступить?

— А никак. Поставьте в комнату отдыха, потом Митя Елагин их заберет и отвезет греку. Я вам сейчас принесу расходный ордер, на законном основании выплатим господину Марушкину мелкую копеечку за изготовление рам к картинам… а остальное я ему, как предусматривалось, сам заплачу, вам совершенно не о чем беспокоиться… Снята проблема?

Петр машинально кивнул.

— Я могу идти?

Петр снова кивнул. Шустрый зам проворно выкатился из кабинета, а Петр вернулся к картинам, забрав со стола забытый юным мастером крохотный перочинный ножичек. Выбрав подходящее место, подцепил узким лезвием холст, отделил пару прядей. Воровато оглянувшись, оторвал кусок оберточной бумаги, завернул в него добычу и поглубже спрятал в карман. Так же поступил и с двумя другими картинами. Трудно было сформулировать четко, что именно его гложет, какие подозрения возникают в глубине души. Просто-напросто с некоторых пор решил смотреть в оба, держать ушки на макушке и спрятать подальше излишнюю доверчивость. Прежние инстинкты неожиданно ожили от вечного, казалось бы, сна, наступившего после ухода в отставку…

— Жанна, — сказал он, щелкнув клавишей. — Когда Марушкин закончит с Косаревым, пусть зайдет ко мне. он тут забыл кое-что… Только обязательно.

— Будет сделано, Павел Иванович… Минут через пять художник вновь возник на пороге, положил перед Петром небольшой бланк:

— Вот тут ваш автограф необходим… Петр подмахнул расходный ордер, согласно которому г-ну Марушкину причиталась за изготовление рам какая-то мелочь. И небрежно поинтересовался:

— До копеечки рассчитался мой зам?

— А то! — воскликнул сияющий Марушкин. Извлек из нагрудного кармана потертой джинсовой куртки пачку зеленых бумажек, сложенную вдвое и перехваченную желтой резинкой. — Пять штук, копеечка в копеечку. Премного благодарны, Паливапыч, и всегда к вашим услугам. Разрешите улетучиться?

— Тратить спешишь?

— Ну, около того… — признался Марушкин. — Так, расслабиться немного после трудов праведных с помощью алкоголя и доступного женского поголовья. Так это ж ненадолго, мне мастерскую пора покупать, кровь из носу. Если еще понадоблюсь…

— Ты только смотри… — поднял палец Петр.

— Павел Иванович! — проникновенно возопил Марушкин, прижимая ладони к хилой груди. — Вы не думайте, что если я малость самую эксцентричный, то автоматически лишен житейского практицизма… Присутствует таковой, как же. Будьте благонамеренны, я что трезвый, что пьяный — язык за зубами держать умею, не первый год замужем… Нешто мы сиволапые? Все понимаем…

— Ладно, верю, — сказал Петр. — Ножичек возьми, забыл. Если опять понадобишься, где искать? Засунул я куда-то твои координаты, уж извини…

— Да бывает, — Марушкин быстро набросал на листке адрес и телефон. — Ждать буду с нетерпением, Паливаныч, всего вам наилучшего!

Когда за ним закрылась дверь, Петр вернулся к картинам и еще пару минут разглядывал холсты, осторожненько царапая ногтем в подходящих местах, так, чтобы, боже упаси, не оставить следов. Подозрения крепли, не на шутку…

53