Бульдожья схватка - Страница 54

— Можно, я уберу, Павел Иванович? От неожиданности он вскинулся, как ошпаренный, выпрямляясь, зацепил ногой картину, и она с грохотом обрушилась плашмя на ковер. Смущенно улыбнулся:

— Пугаешь ты меня, тезка Орлеанской девственницы…

— Опять насмехаетесь? — грустно сказала Жанна. — Девственницу какую-то придумали…

— Не какую-то, а Орлеанскую.

— А это кто?

Павел мысленно воздел очи горе, вздохнул. Впрочем, к чему ей с такой фигуркой и мордашкой углубленное знание истории? Смешно даже…

— Убрать?

— Убери,конечно.

Покосившись на него через плечо, Жанна нагнулась за смятой бумагой — не присела на корточки, как это в обычае у женщин, особенно щеголяющих на глазах у мужика в мини-юбках, а именно нагнулась, держа ноги прямо, так что взору Петра предстали кое-какие пикантные тайны. Без сомнения, проделано это было умышленно.

Невольно отведя глаза, он проворчал:

— Слушай, тезка Орлеанской девы, на работу, вообще-то, следует и плавки надевать…

Жанна выпрямилась, обожгла его томным взглядом и сообщила:

— Я сегодня такая рассеянная, Павел Иванович, ничегошеньки у меня под этим нет… — и медленно провела ладонями по юбке и блузке. — Ранний склероз начинается, право слово…

— Опять за свое?

Старательно запихав скомканную бумагу в урну, Жанна подошла вплотную:

— Павел Иванович, вы меня что, бросили? И я теперь — соблазненная и покинутая?

— Да ладно тебе.

— Ну, а все-таки? За десять-то дней любые царапины затянутся. А вы девушкой откровенно пренебрегаете. А девушка, между прочим, истомилась вся, сберегаючи себя для единственного… Па-авел Иваныч! Садист вы, честное слово…

Если откровенно, у него приятно взыграло мужское самолюбие — не столь уж часто его откровенно домогались юные красоточки. Пусть даже, строго говоря, не его, пусть тут и просматривалась финансовая подоплека… Если подумать трезво, Пашку многое оправдывает. Все, с кем он забавлялся, в том числе и на грани, имели полное право отказаться, заехать по физиономии, гордо хлопнуть дверью… Однако ни одна этого не сделала.

— Жанна, — сказал он, глядя в глуповатые красивые глазенки. — Тебе, часом, фотографии не вернуть?

— Которые? — подняла идеально вычерченные бровки Жанна. — А-а… Нет, зачем? Вот кстати, у меня подружка работает в театре, в костюмерной. Помните, я говорила? Можно взять на пару дней ихний гусарский мундирчик… Павел Иваныч? Я же не дура, у меня тоже бывают идеи…

«Ну, эта в помощи доброго самаритянина не нуждается, — про себя констатировал он. — Наоборот».

— Па-авел Иваныч… — тоном обиженного ребенка протянула Жанна. — Лето же, смена гардероба. А я на Лохвицкого в «Чаровнице» такой костюмчик видела… Светленький, без подкладки, конкретная Италия, не бодяжная…

И ухватилась тонкими пальчиками за узел его галстука. Петр, мысленно плюнув, уступил — ежели совсем честно наедине с собой, то не очень-то и тянуло разыгрывать монаха. Расстегивая на ней блузочку, он поймал себя на том, что делает это привычно, со сноровкой окруженного девичьим сговорчивым цветником барина времен Очаковских и покоренья Крыма. Опять-таки привычно — была практика во время визита телезвездочки — пристраивая девушку на обширном мягком кресле, он успел подумать, что рискует не то чтобы переродиться характером, но изрядно врасти в Пашкин образ. Если это продлится еще с месяц, трудновато будет потом отвыкать — от сговорчивых телочек, от роскошной машины, от услужливой горничной, бдительной охраны и всего прочего. Марк Твен, пожалуй, чуточку перемудрил, заставив своего нищего тяготиться королевской роскошью, — роскошь, знаете ли, обладает пакостным свойством засасывать, особенно тех, кто вырос пусть и не в канаве, но и не в холе…

Жанна застонала, притягивая его голову, и он перестал о чем-либо думать, потому что мужик есть мужик и пишется «мужик», аминь, прости ты меня. господи…

…Потом она беззаботно пускала дым, уютно устроившись обнаженной в черном кресле так, как на одной из фотографий в отведенном ей конверте. Петр, приведя себя в порядок, присел на подлокотник и рассеянно погладил ее волосы — чтобы не выглядеть разочарованным в подруге любовником. Вернется Пашка, все пойдет по новой, поэтому не стоит разочаровывать девочку холодным обращением, она-то в чем виновата?

— Павел Иваныч, — сказала она с непонятной интонацией. — А почему вы Митьку Елагина не вышвырнете?

— По поводу?

— Девчонки говорили, он вашу супругу совсем задолбал, Ромео фиговый, так и пялится, так и норовит этак невзначай ручонками обнаглеть. Неприлично же.

— Что бы я без тебя делал, — сказал он, внутренне напрягшись. — Одна ты озабочена моим имиджем…

— Нет, серьезно. — сказала Жанна с видом умудренной жизнью солидной женщины. — Ваше дело, как у вас там с ней, но нельзя же позволять все это на публике. Шепотки ползут. Жена Савельева — и какой-то шоферюга… Ущерб для репутации. Я сама сегодня видела…

— Сегодня?

— Ага. Открывал ей дверцу — и так, знаете, будто бы невзначай пальцами провел, прямо по шее, до самого выреза… Ее аж передернуло…

«Ну, ты у меня нарвешься, красавчик, — зло подумал Петр. — Говорили же тебе, предупреждали. По-мужски ты обещал завязать со всем этим…»

Он резко выпрямился, прошел к столу и нажал клавишу с надписью «Гараж»:

— Савельев. Елагин где?

— Павел Иваныч, вы ж сами его в Аннинск отправили, на три дня, — чуточку недоуменно отозвался дежурный. — Косарев при мне передавал ваше распоряжение…