Не теряя времени, Петр подошел к Черскому, оказавшемуся в одиночестве на уголке стола, присел рядом на тяжеленный стул:
— Данила Петрович…
— Да? — равнодушно отозвался Черский.
— Вы так и не дали окончательного ответа по поводу проекта. В конце-то концов он не требует непременного присутствия вашего «Интеркрайта», но двери открыты для всех желающих… — и сделал выжидательную паузу.
Не шевелясь и не меняя позы, Черский лениво протянул:
— Дражайший мой Павел Иванович, вы помните старый анекдот на тему о том, что есть демократия?
— Ну… — на миг растерялся Петр.
— Правда не помните? Демократия — это когда человека посылают к, в, и на, а он волен идти куда захочет…
Поза, интонация, усмешка — все это, вместе взятое, неопровержимо свидетельствовало, что ни о каких шутках и речи нет. Открытое, прямое оскорбление. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы это понять.
Петру кровь бросилась в лицо, но он сдержался, пожал плечами:
— Была бы честь предложена, а от убытка бог избавил…
— Была бы честь, была бы честь, была бы честь… — на манер известных гардемаринов негромко пропел Черский, ухмыляясь, все так же глядя в сторону с холодным презрением аристократа, в упор не замечавшего выскочку-нувориша.
Чтобы не нарываться далее на совершенно непонятные сложности, Петр снова пожал плечами, повернулся спиной и отошел. О такой реакции Пашка его не предупреждал. Похоже, пробежал меж ними целый табунок черных кошек…
На веранде танцевали. Петр постоял, все с той же щемящей тоской глядя, как взлетают Катины распущенные волосы, как она, став совсем юной и невероятно красивой, раскованно и грациозно отплясывает в такт музыке, словно колышется на легком ветерке пламя костра. «Пропал ты, подполковник, — подумал он с волнующей обреченностью, — совсем пропал».
— Павел Иванович?
Он нехотя обернулся. Точно, оба зверя выбежали на ловца…
— Ну пойдем, побеседуем, соколы мои… — сказал он, с сожалением отворачиваясь от веранды.
Огляделся в поисках подходящего местечка, направился к дальней беседке у забора из проволочной сетки, ажурному сооруженьицу из тонких досок, опять-таки в стиле древнерусских теремов. Оба покорно тащились за ним, однажды показалось даже, что Рыжов тяжко вздохнул.
Петр первым уселся прямо на краешек квадратного низкого стола, занимавшего всю середину беседки. Вытащил сигареты, с расстановкой выпустил дым, оглядел их, выжидательно взиравших. «Поциничнее, понапористее, — наставлял вчера Пашка. — Чтобы ни тени сомнения не зародилось у ореликов, чтобы чувствовали себя, как глупенькая семиклассница, когда ее физрук недвусмысленно притиснет к стеночке…»
— Ну что. друзья мои, — сказал Петр. — Близится великий день?
Оба почти синхронно закивали в том смысле, что да, близится, Петру в их взорах почудилась прямо-таки собачья преданность. «А ведь Пашка, похоже, держит этих бобров в кулаке, — подумал он не без гордости. — Ишь, как уставились, а ведь не пацаны, не дешевые столоначальники».
— В общем, хочу верить, что могу полностью на вас полагаться, соколы мои,
— произнес он не без металла в голосе. — Прав я, хочется думать?
Рыжов торопливо закивал. Вальяжный Карсавин пожал плечами:
— Какой может быть разговор, Павел Иванович? — и несколько вымученно усмехнулся: — Неужели вы сомневались?
— Ну, я не сомневался… — сказал Петр. — Просто в последнее время по Шантарску бродят разные идиотские слухи — Савельев-де здорово треснулся башкой об асфальт, сдал и пришел в постыдную слабость… Могу вас заверить, соколы, что ничего подобного нет. И башкой об асфальт не трескался, и, что гораздо более важно, прежней хватки ни в коем случае не утратил…
— Это ж видно… — заискивающе поддакнул Рыжов. — И я не сомневаюсь, и Олег Викентьевич нисколечко не сомневается… Верно? Вот видите, Павел Иванович, если вам кто-то что-то нашептал — не верьте вы, бог а ради, слухам… Мы все сделаем в точности, как было прежде оговорено. Можете на нас положиться.
— Ну смотрите, мужики… — Петр еще более подпустил металла в голос: — Давши слово — крепись, а не давши — держись…
— Павел Иванович, — вкрадчиво сказал Карсавин. — Но мы-то, со своей стороны, можем надеяться на скрупулезное выполнение… э-э, прежних договоренностей?
— Я вам, по-моему, твердо обещал? — поднял брови Петр.
— Да, разумеется…
— Тогда к чему экивоки? Как вы ко мне, так и я к нам. Как только — так сразу… — протянул он многозначительно. — Вы все выполняете в точности — и я делаю все, что обещал… Ну как, договорились?
Оба закивали.
— Рад, что не пришлось в вас сомневаться… — сказал Петр, кивнул им и вышел из беседки.
Он был доволен собой. Представления не имея, о чем вообще идет речь, блестяще провел партию, так, что оба они ни в чем не засомневались, ничего не просекли, прямо-таки на задних лапках ходили. Смотри-ка, не столь уж это и трудное дело — закулисные переговоры бизнесменов, финансистов и чиновников… Интересно, что они должны сделать и что Пашка им в обмен обещал? Солидные люди, в годах — а оба разве что хвостиками не виляли, исключительно по причине отсутствия хвостиков…
Музыка на веранде уже не играла. Там в одиночестве стояла Лара, облокотившись на перила, прихлебывая из высокого бокала. Больше никого в пределах прямой видимости не наблюдалось.
— А где общество? — непринужденно спросил Петр, поднимаясь к ней. Вот именно, побольше непринужденности, они же с Пашкой наверняка знакомы…