Бульдожья схватка - Страница 23

Потом уже, когда снизу брякнули Марианне по ее персональному — понимать надо, чья горняшка! — мобильнику и доложили, что экипажи хозяина и его супруги поданы к подъезду, а охрана уже бдит у двери, Петр улучил подходящий момент, когда посторонних в пределах прямой видимости не оказалось. Ловко притиснул Катю к стеночке — как, бывало, в отрочестве на танцплощадках — и сказал:

— Дорогая супруга, я ведь заметил, как ты меня за фуршетом дырявила пытливыми взглядами… Пыталась сообразить, не спьяну ли наобещал изменений в жизни?

Она кивнула, глядя с надеждой.

— Не доверяешь, — грустно сказал он. — Повторяю на трезвую голову, что не спьяну. Что сказал, то и будет.

Женщина, с которой он провел прошлую ночь в роскошной постели самым целомудренным образом, смотрела на него снизу вверх с такой доверчивой надеждой на безоблачное будущее, что у него внутри поднялась настоящая буря, потянулся было ее поцеловать, благо такое впечатление, что именно этого она и ждала, но черт некстати принес в прихожую горняшку с персональным мобильником. Пришлось отпрянуть и степенно сопроводить супругу на лестницу.

У подъезда наличествовали все три вчерашних тачки. Еще на лестнице он решил, что посадит Катю на «мерс», а сам сядет к Елагину, чтобы потолковать по душам, но оказалось, что Елагин как раз и сидит за рулем германского битюга. Тем лучше, зверь бежит прямехонько на ловца…

Машина еще не выехала со двора, когда Елагин безразличным тоном сказал:

— Хозяин всегда садится на заднее сиденье…

— Сегодня особый случай, — ответил Петр. — Потолковать надо, Митенька. Не люблю смотреть в затылок собеседнику — в тех унылых случаях, когда нет в руках ствола.

— Надо же, как отставные штабисты духарятся… — с тем же нахальным безразличием бросил Елагин, не отрывая взгляда от дороги.

— Как выражается генерал Лебедь — слушай сюда, я тебя говорить буду, — тихо, недобро произнес Петр. — Чересчур ты что-то обнаглел, мальчишечка. Катю оставь в покое. Усек?

— Точнее? — как ни в чем не бывало бросил плечистый.

— Не прикидывайся целкой, — сказал Петр. — -Она мне жаловалась. Все эти навязчивые прикосновения, причем на публике… И не врала она, вышел я из того возраста, когда не умеют правду от вранья отшелушивать.

— Ну, в таком случае ты чертовски счастливый человек, командир, вот что я тебе скажу…

— Не виляй. Уяснил, что от тебя требуется?

— Ты ее хоть трахнул?

Петр постарался не заводиться:

— Сказал, слушай сюда. Ты ее с этого момента оставишь в покое, Гульфик Лундгрен доморощенный. Понял?

— Допустим. Вот только не возьму в толк, зачем ты, дубликат, впрягаешься в чужие отношения. Твое дело простое — старательно изображай оригинал и не задирай хвостик.

— Чего-то ты, я вижу, упорно недопонимаешь, — пожал плечами Петр. — Хорошо, что она мне пожаловалась. А если бы оригиналу? Хорошо я его знаю, не стал бы он с тобой душеспасительные беседы беседовать…

— Спаситель ты мой… Что, Катюшу распробовал и настолько она тебе тянулась?

— За словами следи, падло, — сказал Петр металлическим голосом. — Уж если зашел разговор об оригиналах и дубликатах, позволь тебе напомнить, что дубликат еще до-олгонько будет изображать оригинала. Пару месяцев, знаешь ли. За это время можно столько дров наломать…

— Например?

— Например, выкину тебя сейчас из машины и прямо посреди проезжей части навешаю по чавке, — сказал Петр спокойно. — Вон те ребятки, — он показал большим пальцем за спину, на видневшийся в зеркальце заднего вида бежевый «пассат» с охраной. — ни о каких таких подменах не подозревают, моментально подключатся. А в конторе прикажу тебя уволить к кузькиной матери. Через пару месяцев, может, и восстановишь справедливость — хотя, насколько я знаю своего братца, он, узнав о твоих поползновениях, из чистого принципа яйца тебе шлюпочным узлом завяжет… И вообще, что мне стоит в нынешнем своем обличье позвонить знакомым из областного УВД и наябедничать, что мой шофер на рабочем месте из горлышка самогон жрет и анашу под сиденьем держит…

Он бил наугад — ну не могло у Пашки при его положении не оказаться добрых знакомых среди местных силовиков в чинах… Видимо, так оно и было: Елагин, дернувшийся было сказануть что-то хамское и обидное, захлопнул клювик. Помолчал с минуту и уже совершенно другим тоном произнес:

— Давай считать, что — проехали?

— Коли ты от нее отвяжешься, — сухо сказал Петр.

— Заметано.

— Слово?

— Ну, сказал же…

— Смотри у меня.

— Да ладно тебе, — покаянным тоном произнес Митя, явно стараясь нащупать пути к примирению. — Я же не железный, понимаешь…

— В роль «палача» вошел?

— Что, разузнал уже? Мое дело маленькое, командир. Ежели босс хочет, чтобы я сыграл рольку на театре, отказываться как-то и неловко. Полицедействовать пять минут за дополнительные бабки на фоне нынешней безработицы — очень даже неплохое занятие…

— Вот только в роль входить за пределами театра не следовало, — сказал Петр, уже остыв.

— Да ладно, говорю ж — заметано… А теперь ты послушай. Инструкции. Вон там, в бардачке, возьмешь больничный, его тебе добрый доктор Айболит аж на три недели выписал, понятное дело, босс так распорядился. Никакой отсебятины, все, что я говорю, велено передать в точности и незамедлительно… Короче, у тебя все еще позванивает башка и заниматься ежедневной конторской рутиной не стоит. Косарева нет в городе, а кроме него никто не знает про… вас с боссом. Когда он приедет и займешься делом. А пока — заедешь на фирму на полчасика. Чтобы своим бодрым цветущим видом опровергнуть всякие сплетни — одна наша бульварная газетенка уже печатнула, сучка, что у господина Савельева, якобы, полный паралич и он, по слухам, совершенно недееспособен. Тут подъедет одна морковка с ти-ви, наши «паблик-рилейшен» договорились и проплатили, дашь ей кратенькое интервью — мол, жив-здоров и весел-бодр, правда, рекомендовали отдохнуть недельку, но это, в принципе, пустяки… Потом можешь ее трахнуть, босс ей пару раз вставлял черта под кожу, так что не удивится… Сосет, говорит, виртуозно, так что пользуйся моментом.