Бульдожья схватка - Страница 21

Сгорая со стыда, оторвался от нее, лег, чувствуя лицом обивку дивана, — и едва не вцепился в нее зубами, не в силах толком понять, на что же злится.

Катя легонько погладила его по волосам, притянула голову:

— Ну, не получилось… Не переживай. Ты же после больницы, я понимаю…

В ее голосе не было и тени разочарования — или ему только казалось? Прошло довольно много времени, прежде чем он рискнул поднять голову, лечь на спину, повторяя про себя по адресу Пашки все ругательства, какие только знал.

— Не мучайся, — мягко сказала Катя. — Отдохнешь немножко, и все потом получится… Попробовать?.. — она легонько прикоснулась.

— Не надо, — хрипло сказал Петр. — Потом. Что-то я сегодня… Катя…

— Что? — тихонько спросила она.

— Тебе самой-то все это нравится?

— Что?

— Не прикидывайся. Пьески…

Он почувствовал, как Катя на миг напряглась. Но в следующий миг ее голос прозвучал ровно, совершенно спокойно:

— Я привыкла, Паша. Как ты и говорил…

Другой принял бы это за чистую монету, но Петр, даже пребывая в смятении чувств, уловил глубоко запрятанную фальшь. И втихомолку порадовался — нормальная женщина, не находящая никакого удовольствия в забавах погорелого театра…

— Так уж привыкла? — спросил он. — И когда Марьяшка тебе под юбку лазит? Что-то мне показалось, будто особенного творческого энтузиазма у тебя этот «допрос партизанки» не вызвал… В конце концов, ты ж у меня нормальная баба, это я, похоже, заигрался…

Ресницы, касавшиеся его щеки, легонько ворохнулись.

— Ну, признавайся уж, — сказал он Кате на ухо. — Не вдохновляет?

Она вновь легонько напряглась:

— Тебе откровенно?

— А как еще?

— Что с тобой?

— Да ничего. Решил произвести переоценку ценностей. Говорят, человек меняется раз в семь лет… Ну, цифра, может, и не особенно точная, но мысль, по-моему, верная…

— Знаешь, если откровенно… — Катя помолчала, потом, видимо, ободрившись, заговорила увереннее. — Если откровенно, ничего нет такого уж плохого в экспериментах и забавах… если вдвоем. Только вдвоем. А все остальное… Ты знаешь, от Марьяшкиных лапок или от «палача» немного воротит…

И замолчала, словно испугавшись, что раскрыла душу больше, чем следовало. «Очень мило, — подумал Петр. — Еще и палач какой-то в репертуаре объявился. Очень хочется надеяться, что и эту роль исполняет вездесущая Марианна, иначе начнешь думать о родном брательнике вовсе уж нелестно».

— Ну и правильно, — сказал он. — Сколько раз мы уже побывали заядлыми театралами? Я сам не помню в точности, голова слегка побаливает…

Она старательно задумалась:

— Раз в неделю, иногда два… года полтора… это будет…

— Ладно, не будем вдаваться в цифирь, — сказал Петр.

И пожалел ее: полтора года подобных забав кого хочешь ввергнут в мизантропию, просто удивительно, что она еще держится.

— Кать, ты очень обидишься, если мы с этой забавой завяжем? — спросил он.

— Ты серьезно?!

— А почему бы и нет? Хватит, поразвлекались. Когда она тебя сегодня лапала, у меня что-то в душе перевернулось, честное слово. С мужиками в возрасте такое случается. Хлопнет что-то по башке… как со мною и произошло, — и начинаешь многое переосмысливать. Знаешь, пока я неделю валялся в больнице, много передумал… Короче, Катенька, не закрыть ли нам занавес? Цирк сгорел, и клоуны разбежались… Конечно, если ты горишь желанием и дальше изображать звезду подиума…

— Не горю, милый, — сказала она, решившись. — Надоело… А ты уверен, что тебе этого больше не надо?

— Уверен, — отрезал Петр. — Точно тебе говорю.

Катя прижалась к нему, положила голову на локоть, с явственной надеждой в голосе произнесла:

— Паша, очень хочется верить, что это у тебя не от коньяка…

— Сказал же. Переоценка ценностей.

"Что ж ты делаешь, оглоед? — рявкнул внутри остерегающий голос, олицетворяющий здравый смысл. — Побудешь благородненьким, дашь ей, фигурально выражаясь, вольную — а потом опять появится Пашка и запустит цирк по новой.

Но ведь с Пашкой можно потолковать по-мужски. Или…

А почему, собственно, эта мысль должна выглядеть чем-то заведомо неприемлемым? Пашка сам говорил, что всерьез собирается с ней развестись, когда предлагал не церемониться и преспокойно иметь Катю. когда захочется и как захочется, в его голосе не было ни сожаления, ни ревности. Ни следа подобною. Ее вовсе не придется отбивать, уводть. Она будет свободна… но как ей объяснить? А может, ничего не объяснять? Появиться однажды в своем подлинном обличье? Еще не факт, правда. что она решится, согласится…

Кира. — вспомнил он с виноватым укором. — Ох, Кира… А что — Кира? В конце-то концов, перед самим собой лукавить не стоит, это подвешенное состояние уже давно встало поперек горла — и ее затянувшиеся колебания, и капризы… В конце-то концов, случалось подобное в мировой практике. Все знают великую пьесу Шекспира о юных влюбленных, но мало кто помнит, что до встречи с Джульеттой у Ромео была, выражаясь языком современной молодежи, закадренная герла. Постоянная подруга. О которой он во мгновение ока забыл и никогда уже не вспоминал — Джульетта сразила его, как солнечный удар. Как молния. Это — жизнь, так случается. И ничего нельзя с собой поделать. Катя. Катенька".

Катины губы скользнули по груди, переместились ниже. Она добросовестно пыталась помочь, окрыленная к тому же неожиданным известием о закрытии театра…

Именно это его и остановило — как ни туманилась голова, не хотелось получать это исключительно в благодарность за отмену бездарных эротических пьесок… Петр насколько мог мягче отстранил ее голову: